«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень подозрительный эпизод. Клей отправился на суд над убийцей – сразу после того, как ему починили нос.
«Не могу дышать, – думал он, – здесь слишком много людей, я как в коробке, в кладовке, в гробу, меня никто не замечает, ни публика, ни присяжные, ни полномочный судья. Что бы я делал на скамье подсудимых, окажись я там вместо этого парня? Что, если его признают виновным? Они же все испортят! Очередной темный угол; унаследуй я нормальные гены, хватило бы сил побить Вандермана, но мной слишком долго помыкали.
Постоянно вспоминаю ковбойскую песенку:
Приблудилась к стаду телка, босс велел ее прикончить.
Жахнул я ей сковородкой – по крестцу да в самый копчик.
Смертоносное оружие не выглядит опасным, если пользуешься им каждый день. Но если такая вещица станет орудием убийства… Нет, Соглядатай все проверит. В наши дни можно скрыть только мотив. Нельзя ли разыграть все шиворот-навыворот? Сделать так, чтобы Вандерман напал на меня, фигурально выражаясь, со сковородкой? Вернее, он подумает, что у него в руке сковородка, но мне-то известно, что это смертоносное оружие…
Суд, на котором присутствовал Сэм Клей, был вполне заурядным: один человек убил другого. Защитник обвиняемого утверждал, что убийство было совершено под влиянием момента, что доказать, по сути дела, можно лишь нападение, нанесение телесных повреждений и – в худшем случае – преступную халатность, но ее сводят на нет обстоятельства непреодолимой силы. И не важно, что подзащитный унаследовал имущество покойного в акциях компании «Маршиал ойл». Он находился в состоянии аффекта.
Обвинитель продемонстрировал предсмертный слепок событий. Действительно, покойный не был убит ударом по голове. Он был оглушен, но это случилось на уединенном пляже, а потом начался прилив…
Обстоятельства непреодолимой силы, тут же повторил защитник.
На экране появился обвиняемый. За несколько дней до преступления он просматривал новостной ролик с таблицей приливов и отливов. Более того, он посетил вышеупомянутый пляж и спросил у незнакомца, бывает ли тут людно. «Нет, – ответил незнакомец, – после заката тут никого. Сильно холодает. Но вам от того не легче, вода тоже холодная, не искупаетесь».
Защита придерживалась постулата «Actus non facit reum, nisi mens sit rea» – «Действие не делает виновным, если невиновна мысль», – а обвинение стояло на своем: «Acta exteriora indicant interiora secreta», «О скрытой мысли судят по очевидным действиям». В каком-то смысле эти юридические максимы по-прежнему выполняли свои функции: прошлое человека оставалось неприкосновенным, но лишь при условии – вот он, джокер, – наличия у него гражданства. Любой обвиняемый в особо тяжком преступлении автоматически переставал быть гражданином до тех пор, пока его не признают невиновным.
Кроме того, в суде нельзя было представлять улики из слепков прошлого, не доказав, что они непосредственным образом связаны с преступлением, поскольку у обычных граждан имелось право на частную жизнь, исключавшее подобный трейсинг. Человек лишался этого права лишь после обвинения в серьезном преступлении, да и в этом случае любые улики дозволено было использовать лишь в корелляции с непосредственным обвинением. Разумеется, в процедуре имелись всевозможные лазейки, но теоретически человек, оставаясь в рамках закона, был огражден от шпионажа.
Теперь же обвиняемый сидел на скамье подсудимых, и все присутствующие глазели на его прошлое. Обвинение продемонстрировало записи шантажа со стороны рыжеволосого человека. Вот он, мотив. Вердикт – «виновен». Приговоренный разрыдался, и его увели. Клей встал и вышел из зала суда. Судя по лицу, он глубоко задумался.
Так и было. Он пришел к выводу, что существует лишь один способ убить Вандермана и не поплатиться за это жизнью. Само убийство скрыть не получится, равно как не удастся замаскировать ни приведшие к нему поступки, ни сказанные или записанные слова. Скрыть можно лишь свои мысли. Никоим образом не выдав себя, Клей должен убить Вандермана так, чтобы убийство выглядело оправданным. То есть замести вчерашние следы. И завтрашние. И все последующие.
«Что ж, – думал Клей, – это можно устроить. Надо сделать так, чтобы смерть Вандермана принесла мне не выгоду, но убыток. Это очень поможет. Надо подтасовать факты. И нельзя забывать, что в настоящее время у меня есть очевидный мотив для убийства. Во-первых, Вандерман увел мою Беа. Во-вторых, он избил меня.
Надо повернуть все так, будто он не унизил меня, а сделал одолжение.
Необходимо найти возможность – нормальную, логичную, железобетонную возможность – как следует изучить Вандермана. Устроиться к нему личным секретарем. Что-то вроде этого. Соглядатай сейчас в будущем, когда все уже свершилось, но он наблюдает…
Нельзя забывать, что он наблюдает за мной прямо сейчас!
Ну хорошо. Я, как обычный человек, в данный момент непременно задумался бы об убийстве. Это не скрыть, да и не надо этого скрывать. Я постепенно выйду из этого настроения, но тем временем…»
Он улыбнулся.
Отправляясь покупать пистолет, он нервничал, словно Соглядатай был наделен даром предвидения и мог в мгновение ока вызвать полицию. Но на самом деле это око находилось в далеком будущем, за пропастью времени, и сгладить ее, эту пропасть, способны лишь естественные процессы. Если уж на то пошло, Соглядатай наблюдает за ним с самого рождения. Стоит взглянуть на проблему под этим углом, и…
Да, Клей сумеет его обмануть. Соглядатай не способен читать мысли.
Клей приобрел пистолет и отправился в засаду: поджидать Вандермана в темном проулке. Но сперва напился допьяна – так, чтобы Соглядатай остался удовлетворен.
После этого…
– Ну что, полегчало? – Вандерман налил ему очередную чашку кофе.
Клей спрятал лицо в ладонях и глухо ответил:
– Я был не в себе. Наверное. Лучше сдай меня в полицию.
– Об этом варианте лучше не вспоминать, Клей. Ты был пьян, только и всего. А я… Что ж, я…
– Я наставил на тебя пистолет… хотел застрелить… а ты привел меня к себе домой и…
– Ты не выстрелил, Клей. Помни об этом. Ты не убийца. Это я во всем виноват. Не надо было так на тебя давить. – Несмотря на стандартно-янтарное освещение, Вандерман и теперь напоминал Ричарда Львиное Сердце.
– Я никто. Неудачник. Всякий раз, когда хочу что-то сделать, объявляется кто-нибудь вроде тебя. И справляется в два раза лучше. Я человек второго сорта.
– Клей, ну хватит уже. Понимаю, ты расстроен, но послушай: все у тебя наладится. Я за этим прослежу. Мы что-нибудь придумаем. Уже завтра. А сегодня пей кофе.
– Хороший ты парень, Эндрю, – сказал Клей.
Итак, купился
